Современники об А.П.Хейдоке и его творчестве

Р.М.Серикова

Мои воспоминания об
Альфреде Петровиче Хейдоке

Мое знакомство с Альфредом Петровичем Хейдоком относится к 1967 году. Я жила тогда в очень симпатичном городе Балхаше, расположенном на берегу одноименного озера. В один из июльских дней я познакомилась с Леонидом Ивановичем, ставшим вскоре моим мужем. И в этот же день он сказал, что идет к замечательному человеку, у которого берет уроки английского языка и с которым обязательно как-нибудь придет ко мне. Так и случилось. Через несколько дней в моей маленькой квартирке сразу стало тесно: мощная фигура моего гостя, казалось, заполнила ее всю. Высокий, с белоснежной бородой, ласковыми глазами, он излучал какие-то добрые, бодрые, крепкие энергии. Никакой натянутости мы не ощутили и сразу разговорились, как старые знакомые. Ему было тогда 75 лет, но он был очень моложав, подвижен и крепок.

Мы потом шутили, что АПХ был "приданым" моего мужа, моим же "приданым" была музыкальная семья Сахаровых, близких родственников М.И.Сахарова, концертмейстера Н.А.Обуховой. Балхаш был городом ссыльных. Антонине Витальевне Сахаровой, моей учительнице русского языка и литературы в школе, тоже в ту пору было 75 лет, и мы все сдружились и часто встречались. Мы были молоды, ставили домашние спектакли, даже балеты, устраивали концерты. А зрителей у нас всегда было только двое: Антонина Витальевна и Альфред Петрович. Они от души аплодировали нам, а после спектакля мы пили чай, и Альфред Петрович всегда просил нас спеть народную песню "Летят утки". Очень уж она ему нравилась. Когда я впоследствии смотрела фильмы с участием Евгения Леонова, то заметила, как во многих картинах его сопровождала песня "Мыла Марусенька белые ноги". Так и в рассказах Альфреда Петровича часто упоминается песня "Летят утки", и есть рассказ с этим названием.

На первом году этого знакомства встречи носили светский характер, но постепенно мы углубляли их содержание. Альфред Петрович был очень осторожен и никогда нас не поучал. Мы всегда чувствовали его незаурядность, но когда я впервые попала к нему домой, то сразу поняла и его необычность. Он тогда жил в маленькой комнатке в квартире сына своей жены. Вся она была заполнена книгами, бумагами, рукописями. Вот тогда он произнес заветное имя Н.К.Рериха и показал кольцо, полученное им от своего Учителя, которого боготворил. Альфред Петрович рассказал нам, что незадолго до нашего посещения он потерял кольцо и, конечно, испытал сильное потрясение. Кольцо вскоре нашлось, но на нем была трещина. Теперь-то мы понимаем, что все неслучайно: и потеря, и трещина…

Однажды при нас Альфред Петрович получил письмо от "прекрасной женщины из Усть-Каменогорска", как сказал он. Долго держал его в руках, не распечатывая, и говорил, что чувствует, как прекрасно его содержание.

Так мы встречались, время от времени, до 1971 года. Тогда мы задумали уехать из Балхаша в Новочеркасск и незадолго до отъезда встретили Альфреда Петровича на улице. Рассказали ему о наших планах и услышали от него: "Поезжайте лучше на Алтай". Затем после некоторого молчания добавил: "А, впрочем, поезжайте туда, куда влечет вас сердце".

И мы уехали в Новочеркасск, куда влекли нас наши сердца, потому что именно из Новочеркасска мы чудесным образом через три с половиной года попали на Опытное Поле близ Усть-Каменогорска и встретились с самым дорогим в нашей жизни человеком, с Л.И.Урановой, чье письмо так благоговейно держал в руках Альфред Петрович в 1967 году. Там же состоялось и много встреч с Альфредом Петровичем.

За эти три с половиной года мы обменялись всего несколькими письмами, но после нашего переезда в Восточно-Казахстанскую область наша переписка была уже очень активной. Зрение Альфреда Петровича резко ухудшалось, и сам он писал только в тех случаях, когда благодарил за какие-то посылки, переводы или за оценку его новых рассказов, за что он был особенно благодарен. Часть писем написана под его диктовку.

В конце семидесятых годов мы получили от Альфреда Петровича письмо, в котором он сообщал о своих планах переезда на Алтай и просил нас узнать хоть какие-то сведения относительно двух городов – Колывани и Змеиногорска. Он именно искал тихий, чистый и небольшой городок без промышленных предприятий. Подходящим во всех отношениях оказался город Змеиногорск, и Альфред Петрович вместе со своей секретаршей Л.И.Вертоградской и её матерью предпринял несколько поездок туда, так как предстояли хлопоты по обмену квартир. Эти поездки шли через нас. Каждый раз экспедиция останавливалась на Опытном Поле, и мы проводили вместе несколько дней.

Альфред Петрович был на редкость легким и приятным гостем, прекрасным собеседником, замечательным рассказчиком. К сожалению, мне приходилось много времени проводить на кухне, так как за столом обыкновенно собиралось до десяти человек: наша, довольно многочисленная семья, трое приезжих гостей и, кроме того, непременно кто-нибудь заходил на огонек, чтобы послушать, а то и просто поглядеть на колоритную фигуру нашего гостя.

Помню, однажды к нам приехал врач-психиатр со своей статьей о диалектике мышления, и они с Альфредом Петровичем просидели за столом восемь часов, парируя доводы друг друга. Несмотря на то, что врач имел дело с очень тонкой материей – психикой человека – он был тем не менее «крутым матерьялистом», как мы его называли. Этот спор закончился ничем, но нас поразило спокойствие и непоколебимая убежденность Альфреда Петровича в своей правоте. Он сидел во главе стола, мощный, нисколько не утомлённый, и только разрумянился от этой словесной разминки.

Он был очень деликатен, очень хотел чем-нибудь помочь по хозяйству, поэтому я поручала ему работу, которая требовала терпения и физических сил, – тереть на тёрке морковь, так как по его подсказке мы всей компанией пили морковный сок с молоком. Это было удивительно вкусно. Ещё он натирал творог с солью и тмином – лакомое латышское блюдо. Вообще он любил быть на кухне и говорил, что «кухонные натюрморты» возбуждают аппетит.

Мы много говорили на темы Живой Этики. Он давал пояснения, так как многое в первом чтении было ещё непонятным. В свою очередь он просил рассказывать ему обо всем необычном, что нами было замечено в жизни, так как он собирал (и собрал) богатый материал для своей книги «Радуга чудес». Меня он всегда просил о сюжетах для своих рассказов и, особенно, подробных оценок уже написанных им.

Альфред Петрович был первым человеком, который познакомил меня с Учением Жизни. К началу 80-х годов, несмотря на внешнее благополучие моей жизни, я почувствовала, что мне очень и очень чего-то недостает, и без этого чего-то жизнь становится серой. Я стояла перед высокой бетонной стеной и мучительно искала в ней дверь, которая (я знала это!) в ней есть. И с приездом Альфреда Петровича я эту дверь нашла, увидела Свет и много впереди идущих людей. Эти свои ощущения и предчувствия я поведала однажды Альфреду Петровичу, когда мы гуляли с ним по Опытнопольским холмам.

После 1982 года мы уже не встречались, но я всегда с благодарностью вспоминаю об этом чудесном человеке и удивительной встрече с ним.

Несколько строк, посвященных Альфреду Петровичу Хейдоку

Розы тихо умирали… Полураскрывшиеся бутоны ещё источали печальный аромат, но в них уже не было жизни.

А ведь ещё вчера их упругие лепестки были полны нежной, сияющей красотой, и капельки воды на них искрились бриллиантовой радостью. Розы кокетливо встряхивали своими головками, и им так шли зелёные воротнички листьев.

Сегодня никто не любовался цветами. Мы клеили обои, очень торопились и к вечеру порядком устали. А ночью приехали гости - и случилось чудо.

Но прежде я должна признаться в любви, ибо только любовь делает нас способными замечать чудеса.

К моему герою я питаю любовь восторженно-доверчивую. Так после размышлений нарекла я своё новорожденное чувство. Его высокая статная фигура, красивая волнисто-седая борода, звучный голос, большие, добрые руки, чарующий талант рассказчика, неиссякаемый оптимизм, и вся та ласковая и бесконечно добрая сила, что исходит от него, покорили меня навсегда.

Здесь ещё чувствуется запятая; достоинства моего героя теснятся на кончике пера, готовые заполнить ещё несколько восторженных страниц, но я твердо ставлю точку, чтобы не изойти словами.

Итак, мы сидим за столом, пьем чай и говорим, говорим… Мы не виделись долгие годы, но в нас нет скованности. И куда делась усталость не только этого дня, но и последних дет! Мы чувствуем себя молодыми и бодрыми.

Несколько часов пролетают вмиг. Начинаем укладываться. В свежеоклеенной гостиной будет спать Альфред Петрович. Это красивое имя носит тот, кому я посвящаю эти строки.

Мы желаем ему доброй ночи и удаляемся. А наутро в помолодевшей комнате, из которой, казалось, ушло всё печальное, гордо подняли свои царственные головы розы и пышно цвели ещё несколько дней.